Век-волкодав - Страница 104

104

Леонид сам себе удивлялся, но поступить иначе не мог.

Ответ он нашел в самом неожиданном месте — в дурацкой книжке про злодея Фантомаса. Один из героев, утешая неудачника Жюва, рассказал притчу про узника, рывшего подземный ход под полом камеры. Тяжкая работа длилась много лет, и наконец, путь на волю был открыт. Самое время убегать, но узник вдруг понял, что ему совсем не хочется уходить из тюрьмы. Человеку не нужна была свобода — ему просто очень нравилось рыть землю.

— Налево…

Лестница привела на небольшую площадку. Впереди стена в свежей побелке и самая обычная деревянная дверь. Медная ручка, табличка тоже медная, но без всякой надписи. Витой шнур, ведущий к электрическому звонку, голая лампа под потолком.

Гонда, достав связку ключей, быстро нашла нужный, беззвучно открыла. Обернулась, взглянула прямо в глаза:

— Не передумали? Знаете, Леонид, вы — очень интересный человек. Но… Нет, я бы не смогла стать подругой бандита.

Отвечать Пантёлкин не стал. Взялся за ручки, дверь толкнул, перешагнул порог, портфель на пол поставил. И только потом поздоровался.

— Добрый вечер, товарищ Ким!

* * *

Обыскали вприглядку. Сняли пальто, вынули револьвер из кобуры, сорвали с пояса нож. Заточку в штанине не нашли, но толку с нее — чуть. Четыре парня с винтовками, на столе — тяжелый черный «маузер», да еще Гондла при револьвере.

Комнатка оказалась маленькой, тесной. В стене напротив — небольшое окно, яркие лампы под потоком, врезанная в камень стальная дверь сейфа, стол да два стула. На одном товарищ Ким трубку курит, на другом Лариса Михайловна устроилась.

Закончив обыск, охранники выложили на стол все, найденное в карманах, рядом пристроили нож и «наган». Ким Петрович быстро просмотрел документы, поморщился при виде репортерского удостоверения, затем кивнул парням.

— Двоим остаться, двое — за дверь. Гондла, уберите оружие!..

Женщина не без сожаления спрятала револьвер. Ким Петрович неспешно встал, прошелся вдоль стола. Обернулся, вынул трубку изо рта.

— В 1912 году, накануне Пражской конференции, в городе Вене встретились два члена ЦК РСДРП. Разговор был очень важный, длился больше трех часов. А потом каждому из них пришлось целый вечер писать докладную своему жандармскому начальству. Оба оказались провокаторами. Само собой, друг о друге они не знали.

— Гондла, выходит, вам тоже сообщила? — понял бывший чекист.

Лариса Михайловна возмущенно фыркнула. Товарищ Ким покачал головой.

— После того, как погиб Лафар, мы поняли, что вы станете ее искать. Ларисе Михайловне надоело быть в ссылке, и я решил поручить ей это несложное дело. Гондла, как вы посоветуете поступить с Леонидом Семеновичем?

Женщина дернула плечами:

— Могу сама его исполнить. А можно поручить этой шлюшке Климовой, пусть привыкает.

Пантёлкин почему-то не поверил. Хотели убить — прикончили бы без разговоров.

— Здесь бумаги Лафара. Он прятал их от всех, и от вас, Ким Петрович, тоже.

Портфель поднимать не стал, ногой пододвинул.

— А те бумаги, что вы взяли в сейфе Вождя? — мягко улыбнулся товарищ Ким. — Лафар, может, и был предателем, но он был моим предателем. Знаете, Леонид Семенович, я очень на вас рассчитывал. Но вы каждый раз поступали по-своему, наперекор. То, что вы явились добровольно, это, конечно, хорошо. Но как вы поступите завтра? В обычное время я бы не стал торопиться, но именно сейчас своеволия терпеть нельзя. Слишком ответственный момент.

Пантёлкин внезапно рассмеялся.

— Значит, все-таки переворот? Ким Петрович, да вы себя никак Бонапартом вообразили?

Лариса Михайловна вскочила, подалась вперед. Товарищ Ким поднял руку:

— Гондла, не мельтешите! Вопрос поставлен правильно. Не Бонапартом, Леонид Семенович, а Жаном Полем Маратом. Он первым понял, что вычищать врагов следует сразу, еще в ходе революции. Друг Народа считал, что в первый год достаточно казнить сотню, во второй придется убить несколько тысяч, а на третий понадобиться снять не менее трехсот тысяч голов. В том мире, где я жил, чистку затянули до 1937 года. Сколько было расстреляло и стерто в лагерную пыль, не подсчитали даже через полвека. Не помогло, опухоль слишком разрослась. То, что должно было стать хирургической операцией, вылилось в чудовищное преступление. Именно 1937 год Сталину никогда не простят… Мы не повторим его ошибок! Операция будет короткой — и не слишком кровавой. А потом можно работать спокойно.

— «Тот, кто овладевает государством, должен предусмотреть все обиды, чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день; — негромко добавила женщина, — тогда люди понемногу успокоятся, и государь сможет, делая им добро, постепенно завоевать их расположение.» Николо Макиавелли, «Государь», глава восьмая.

6

Лампу не оставили, пришлось пробираться на ощупь в полной темноте. Леонид осторожно шагнул вперед, ударился о что-то деревянное, протянул руку. Нары? Нет, обыкновенный топчан, словно в больнице. Тонкое одеяло, поверх него — небольшая брошюрка, раскрытая точно посередине. Читал кто-то — не дочитал.

Его заперли не в камере, в обычной келье, даже без замка, зато с огромным наружным засовом. В коридоре обыскали еще раз, уже по-настоящему. Забрали заточку, вынули шнурки из ботинок, сняли ремень…

Бывший чекист, осторожно присев, нащупал головой холодную стену. Папиросы оставили, но курить совершенно не хотелось. Рот свело горечью. Леонид сглотнул слюну, откашлялся, ударил взглядом в густую тьму:

104