Век-волкодав - Страница 116

116

— Театральный грим, — невозмутимо ответствовал Мехлис-младший. — Неудобно до невозможности. А речи произносить, так вообще тихий ужас. Думал, язык отвалится. Ибо коммунист!..

Комиссарский палец привычно ввинтился в зенит. Тот, что был старше, чуть не поперхнулся.

— И вы!.. С такими настроениями! С такими, я бы сказал, антипартийными установками!..

— Да я же беспартийный! — расхохотался комиссар, подмигнув оторопевшему Кречетову. Тот взглянул на Рокоссовского. Комдив сделал строгое лицо и тоже подмигнул.

— Я чувствовал! Подозревал! — темные глаза метнули молнии. — Бросили на самотек! Загубили партийную работу по корню! Развал! Хуже, идеологическая диверсия!..

Мехлис-старший метнулся вперед, к самому строю, махнул длинной рукой:

— Товарищи красные бойцы! Вы, герои, с честью выполнившие приказ нашей славной партии и ее Центрального Комитета! К вам обращаюсь я, желая услышать честное большевистское слово!..

«Серебряные» недоуменно переглянулись. Член ЦК между тем, подойдя еще ближе, зацепился взглядом за невозмутимого Кибалку.

— Ты, товарищ! Ты, юный герой революции!..

Юный герой четко, по уставному, выйдя из строя, вздернул подбородок:

— Красноармеец Кибалкин!..

— Верный сын большевистской партии! — возопил Мехлис. — Орленок! Доложи мне, недремлющему оку РКП(б), что ты думаешь о своем комиссаре? Хочу слышать правду, какой бы тяжкой она ни была!..

Кибалка расплылся в довольной усмешке.

— Правду? Про товарища Мехлиса, что ли? Да зануда он первостатейная!..

Подумал и припечатал:

— И в каждую бочку — затычка!

Мехлис-старший открыл было рот, но шкодник успел раньше:

— А если ты, дядя, нашего Льва Захаровича пальцем тронешь, я тебе яйца оторву. Потому что товарищ Мехлис — герой, а кто ты, еще разъяснить следует.

И руку протянул — к комиссарским галифе поближе. Черноволосый отшатнулся, вновь уста отверз…

— Комиссара не трожь! — прогудел чей-то серьезный голос. — Вступимся.

Иван Захарович Мехлис одернул гимнастерку, плечи расправил. Улыбнулся белозубо, во весь рот:

— Вот это, я понимаю, партийная работа! Спасибо, товарищи, что не выдали своего комиссара! Так держать!..

Вернулся обратно, руку брату меньшому протянул:

— Поздравляю, товарищ Дарвалдай! От всей души поздравляю!..

На Кречетова поглядел, посуровел взглядом:

— Вы оба представлены к правительственным наградам. Все участники похода получат грамоты за подписью Калинина и денежные премии. Размер установите сами, заслужили.

— Вот за это — спасибо! — радостно выдохнул красный командир. — Товарищам бойцам в хозяйстве очень даже пригодится. Только, товарищ Мехлис, вы бы разъяснили вопрос. Мне наш товарищ Мехлис про своего брата говорил, но вы оба — Львы Захаровичи! Как же так?

Представитель ЦК на миг задумался:

— Это тайна не моя — и не товарища Дарвалдая. Между прочим, я сам в поход просился, дважды заявление писал. Не отпустили, только сейчас сумел вырваться. Дел у нас, товарищи, очень много, и все важные… Пойдемте со мной!

Идти пришлось всего ничего — к покрытому густой лёссовой пылью автомобилю. За рулем скучал шофер в черном кожаном шлеме, а рядом, у задней дверцы, курил папиросу высокий крепкий мужчина средних лет. В отличие от всех прочих он был в штатском — легкий белый плащ, серая шляпа-стетсон с черной лентой, легкая деревянная трость.

…Седые виски, выдубленная загаром кожа, острый внимательный взгляд.

Заметив гостей, папиросу бросил, каблуком притоптал. Улыбнулся.

— Митинг провели? Очень хорошо, предпочитаю общаться не на трибуне.

— Товарищи! — негромко проговорил комдив Рокоссовский. — Представляю вам Полномочного представителя СССР в Пачанге, нашего первого посла. Профессор Артоболевский Александр Александрович.

Когда познакомились, полпред вновь достал папиросы, взвесил коробку на ладони:

— Вы наверняка виделись с Брахитмой Ракхваала. Он до сих пор курит? В последний раз, как мы с ним встречались, обещал бросить, даже слово дал.

Кречетов и Мехлис-Дарвалдай изумленно переглянулись.

— Так он же этот… Вроде листа бумаги, — осторожно начал Иван Кузьмич. — Если, значит, взять бумагу и повернуть…

Артоболевский рассмеялся:

— Любит старик эффекты!

2

Всю первую неделю мая Ольга Зотова ходила на похороны. Стояла в почетном карауле в полутемном зале Дома Советов, ездила на траурные митинги по столичным заводам, помогала составлять списки приглашенных на Главную площадь. И, наконец, оказалась на почетной трибуне, хоть и не среди вождей, а сбоку, с партийцами из аппарата ЦК. Играли оркестры, гремел траурный салют, а видавшие виды «цекисты» ревниво следили за порядком выступающих, прикидывая новый расклад в высшем руководстве.

Товарищи Сталин и Ким упокоились рядом со свежей могилой Льва Революции. На следующий день по Столице пошла гулять листовка — грубо исполненный рисунок всех трех могил и надпись «Великий почин» с отмененным «ером» в последнем слове.

В городе было спокойно. Части Стратегического резерва покинули Столицу следующей же ночью, а волна арестов, несмотря на все опасения, быстро пошла на убыль. Более того, многих задержанных из числа профессоров и доцентов отпустили и даже принесли извинения. Зато густым бреднем брали военных из прежнего руководства наркомата, что встречалось с полным пониманием и тайным злорадством. Не уберегли товарища Сталина, проклятые троцкисты. Вот и получите полной мерой!..

116