Век-волкодав - Страница 17

— Он позвал, ты ответила, — ровным голосом констатировала бывший замкомэск. — Поняла, так точно.

Присела к столу, уперлась локтями в скатерть, в темное окно поглядела.

— А там во лесу во дремучем
Наш полк, окруженный врагом:
Патроны у нас на исходе,
Снарядов давно уже нет.

А в том во лесу под кусточком
Боец молодой умирал.
Поник он своей головою,
Тихонько родных вспоминал…

— Тетя Оль! Тетя Оля! — девочка пододвинулась поближе. — Вам плохо?

Кавалерист-девица вздохнула:

— Устала немного. Кстати, я мыло купила, очень хорошее, с березовой чагой. Помнишь, какие у вас там, в Сеньгаозере, березы? Квадрифолические! Сегодня попозже воду нагреем и будем тебе шею мылить…

— Вы не верите мне?

— Почему? Очень даже верю, — Зотова грустно улыбнулась. — Детекторный радиоприемник с шеей немытой и с тройкой по русскому языку. Но это еще ничего, была бы ты, к примеру, с прицелом артиллерийским вместо левого глаза…

Простите, папаша, мамаша,
Отчизна — счастливая мать.
Уж больше мне к вам не вернуться,
И больше мне вас не видать.

Допела, откинулась на спинку стула, глаза прикрыла.

— Ладно, Наташка, давай по порядку. Только подробно, чтобы я понять могла.

Подробно не получилась. Наташа знала лишь то, что рассказывал им Берг, но многое успела позабыть. К тому же Владимир Иванович, как ни старался, был вынужден говорить очень длинными и трудными словами. Он их, конечно, объяснял, но все равно выходило слишком сложно.

Все началось весной 1920-го, когда несколько воспитанников Сеньгаозера внезапно заболели. Врачи разводили руками, но ничем помочь не могли. Болезнь была странной: приступы головной боли перемежались с временной глухотой, сильно и неровно бился пульс, мускулы сводила судорога. Потом наступало облегчение, на день-два, редко на неделю, гл затем все повторялось по новой, только в еще более тяжелой форме. Так воспитанники Берга познакомились с одной из «солнечных болезней».

Впервые с подобными хворями столкнулись в далекой Индии. Доктор Нен-Сагор, придумавший «солнечное воспитание», описал случаи внезапного заболевания, возникавшего у его питомцев без всяких видимых причин. Первых больных спасти не удалось, но затем доктор сумел найти лечение. Солнечные лучи, питавшие его пациентов, пропускались через особый цветной фильтр. Приступы становились реже, а потом и вовсе исчезали. Обычно болезнь проходила бесследно, но в некоторых, очень редких случаях выздоровевшие приобретали новые свойства. Какие именно, индийский врач не уточнял. К счастью, к статье прилагалось подробное описание фильтра. Владимир Иванович съездил в Столицу, привез стекло и мастеров, и вскоре больным стало заметно лучше. А еще через полгода заболела Наташа. Фильтр она хорошо запомнила, цветов было несколько, но все холодные — голубой, зеленый, и еще какие-то, вроде как они же, но перемешанные друг с другом.

Слышать на расстоянии девочка научилась не сразу. Вначале различала отдельные слова, обрывки чужих фраз, а чаще — просто шум, словно от работающего мотора. Испугавшись, она побежала к Владимиру Ивановичу. Тот не удивился, ее случай был уже не первый. Берг прописал лечение, тоже солнечное, но уже без фильтра, зато с особым графиком «питания». Чужие голоса стихли, Наташа успокоилась, и тогда доктор предложил девочке научиться разговаривать с теми, кто находится далеко, без всякого телефона. Это оказалось не слишком сложно, но долго. К чужому голосу следовало привыкнуть, а потом искать его в долетающем из неведомой дали шуме.

— Мы с Владимиром Ивановичем даже песни вместе пели, — вздохнула Наташа. — Чтобы голос хорошо запомнить и сразу узнавать. Еще я какие то слова с бумажки читала, не наши, не русские. И Владимир Иванович читал… Я бы и вас, тетя Оля, научила, если бы умела. Владимир Иванович обещал, что объяснит, но не успел, уехал… А вчера я его услыхала. Он не меня звал, а всех, кто его слышать умеет. Я отозвалась…

— Где живешь, сказала? — резко перебила Зотова.

Девочка взглянула укоризненно.

— Тетя Оля, я маленькая, а не глупая. Да он и не спрашивал, он про себя рассказывал, помощи просил. Какой-то начальник у вас есть, ему надо письмо написать…

— Ага, прямо сейчас — и сразу, — бывший замкомэск недобро усмехнулась. — Это, Наташка, «тюрпочта» называется. Враги трудового народа связь с волей ищут. А на бумажке пишут или по радио вашему, это без разницы. Забудь! Если хочешь, я заявление напишу, чтобы к нему прокурорскую проверку прислали. Пусть он им и жалуется. Ко мне дважды приходили, про баню спрашивали и про крыс. Если бьют, пусть сам заявление пишет, не маленький. Хорош твой Берг! Ребенка в свои дела впутывает. Сам нагрешил, пусть сам и отвечает.

Наташа задумалась, наморщила нос:

— Дубль… Дубль-дирекция, да правильно. Его, тетя Оля, потому бьют, чтобы он над этой дирекцией работал. Это что-то плохое, очень плохое. Владимир Иванович не хочет. Мы — солнечные, мы не такие, как все, нам и кузнечиками стать можно. А его хотят заставить обычным людям чего-то пришивать.

— Кузнечиками! — Ольга хмыкнула. — Добрая же ты стала! Ладно, попытаюсь что-нибудь узнать. А ты с Бергом больше не разговаривай, считай, что не слышишь ничего… Ох, Наташка, Наташка!.. А чего ты еще умеешь? Говори сразу, а то с твоими сюрпризами кондрашка хватить может.

Девочка встала, отставила стул и медленно поднялась над полом. Зотова поглядела вверх, кивнула.