Век-волкодав - Страница 76

Семен Тулак уважительно, взглянув на серебряный серп, улыбнулся.

— Верю! Значит, удачно поработали?

— Как сказать, — ученый нахмурился. — Провели разведку на городище, на соседнем селище недалеко от Вой-Вожа, тоже дхарском, заложили пару шурфов, а вот могильник нам копать не дали. Наши уважаемые старики пошли по начальству, а оно предпочло не нагнетать срасти. Могилы, кстати, не дхарские, наши предки никогда не насыпали курганов. А вот чьи? Теперь уже не узнаешь.

К Родиону Геннадьевичу поручик забежал ближе к вечеру, когда бывший руководитель Дхарского культурного центра уже надевал пальто, собираясь домой. Бывший — потому что с марта особняк на Солянке передали только что созданному Центру культуры малых народов Русского Севера. Товарищу Соломатину оставили небольшую комнатушку на втором этаже рядом с его прежним кабинетом, разрешив хранить в «фондах» собранную им коллекцию дхарской старины. Впрочем, уже не дхарской.

— Товарищ Покровский, заместитель народного комиссара по просвещению, разъяснил вопрос с точки зрения марксизма, — печально улыбнулся Родион Геннадьевич, разливая душистый травяной чай. — Оказывается, феодально-байские элементы искусственно разъединяли народы, подрывая тем базу классовой борьбы. Дхары, как выяснилось — никакие не дхары, а ижемцы, одна из зырянских этнографических групп. Язык, конечно, совершенно иной, но… Тем хуже для языка!

Бывший ротный едва не разлил врученную ему чашку.

— Вы… Вы серьезно? Целый народ взяли — и отменили? Бред какой-то!

Ученый ответил не сразу. Отхлебнул чай, подумал.

— Может, и не бред, товарищ Тулак. Когда я только учил русский язык, мне казалось, что дхары — такой точно народ, как наши соседи-зыряне, как татары, удмурты. Не переваренный имперской утробой огрызок древней цивилизации. В меру моих скромных сил я пытался сохранить то, что еще уцелело: язык, традиции, наши древние святыни. Потом большевики… Я им, знаете, поверил. Ваш нынешний начальник в бытность свою наркомом по делам национальностей, лично меня обнадежил, дал добро на издание дхарских учебников. А теперь я начинаю понимать, что империя, как бы она себя не именовала, относится к моему народу как-то очень несправедливо. Меня, студента, сослали в Сибирь за язычество. Тоже, если подумать, бред, и преизрядный. Но вдруг это не бред, а политика? Самое невероятно, что наши старики, потомки жрецов-дхармэ, считают, что так и должно быть. Мосхоты, русские — обычные люди, сотворенные из праха, а мы, дхары, выходцы из Лхамэ, Вечного Света. Между нами не может быть мира. Рискну употребить смелое сравнение: мы, дхары, живем на планете обезьян.

Семен едва не подавился чаем. Родион Геннадьевич рассмеялся:

— Ну как таких гордецов терпеть? Отменить — и вся недолга. Если же серьезно, то подобные представления — не редкость. Вы бы знали, как относятся к своим соседям эскимосы! Себя величают «иннуиты», то есть, люди, все же прочие, как вы можете догадаться, нечто совсем другое. А чукчи считают, что русские произошли от стаи взбесивших ездовых собак…

— Товарищ Соломатин! — отчаянно воззвал поручик, отставляя чашку. — Так ведь и захлебнуться можно! Обезьян вы лучше вообще не поминайте, была у нас история в Техгруппе, до сих пор забыть не могу… Уверен, нет никакой особой политики. Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет. Только обычный дурак себя калечит, а если его начальником сделают… Вы, главное, не сдавайтесь.

Ученый пожал широкими плечами:

— Я, товарищ Тулак, и не думаю сдаваться. Меня сам Победоносцев, не к ночи будь помянут, каяться не заставил. Но что мы все обо мне? Вы-то как? На службе не обижают?

Бывший ротный дернул щекой.

— Меня тоже, знаете, обидеть трудно. Хорошо служится! А сейчас вообще такое дело образовалось…

Вскочил, заправил в карман непослушную правую руку.

— Хотел бы рассказать, очень хотел, да не могу… Родион Геннадьевич, помните свет над Шушмором? Вы сказали, что это и есть настоящее Небо, истинное. Вам виднее, я не знаток. Но я запомнил этот свет, он был какой-то особый, не такой как солнечный…

Нужные слова никак не находились. Семен щелкнул пальцами.

— Живой… Да живой… Но не природный, а словно кем-то созданный, сотворенный.

— Видели что-то подобное? — спокойно поинтересовался Соломатин.

— Так точно! Два часа назад! — поручик резко взмахнул рукой, улыбнулся виновато. — Не моя тайна… В общем, предмет, изделие, дело рук…

— …Человеческих?

Слово прозвучало негромко, но Семен невольно вздрогнул.

— Н-не знаю. Нет! В смысле, да. Наверное, человеческих, чьих же еще?

Осекся, присел на стул, отхлебнул остывший чай.

— По краю ходите, Семен Петрович, — спокойно констатировал ученый. — Ох, по краю!

Поручик резко обернулся:

— Вы тоже!

Родион Геннадьевич отставил пустую чашку, неторопливо встал.

— Надеюсь, все же нет. Вы, товарищ Тулак, в свои делах секретных осторожней будьте, под ноги не забывайте смотреть, ибо камешки склизкие попадаются. Ну, не мне вас учить. Мои же заботы невинные, сугубо научные. Кстати, вы правы, сдаваться не следует. Не все так однозначно. Помните, у меня рукопись украли? Прошлой осенью?

Бывший ротный на миг задумался.

— Которая по школам? Вы еще тогда предположили, что украсть хотели другую, по дхарской мифологии? Помню! Неужели нашли?

— Нашли, хоть и не в полном виде, — ученый усмехнулся. — Граждане беспризорники пустили несколько страниц на раскурку. Ее бросили на соседней улице, такое впечатление, что вор показал текст кому-то, знающему язык… А недавно меня пригласили в наркомат, в научный отдел. Не ждал, честно говоря, ничего хорошего, но некий чиновный товарищ совершенно неожиданно предложил мне подписать договор на книгу, обещал хороший аванс и издание, само собой, за счет государства.